А у капитанова сына была полная голова мыслей и черные как смоль спутанные кудри, остриженные не по-щегольски коротко, на этой самой бедовой голове. На длинном носу красовалась свежая царапина, шею ломило после недавней взбучки, полученной от отца: "Подумаешь, какой блюститель нравственности выискался! Что мне теперь, уже и из-за девчонки подраться нельзя?!" Некогда белоснежная батистовая рубашка в течение одной ночи превратилась на нем в высокохудожественные лохмотья, но ни одной серьезной раны Лоренс так и не получил - друзья завистливо вздыхали, что он, мол, с Мэрил сговорился, и пытались перенять приемы рукопашной. Менять одежду, чтобы отработать отцовское наказание, юнец не стал, и теперь с легким сердцем игнорировал то, что вымазался гарью, сажей и пороховыми отходами по самую маковку. Адреналин еще не совсем выполоскался из крови, да и остатки хмеля давали о себе знать - глаза у него были совершенно шальные (хотя тот же старик Кэмпби, впрочем, считал, что они у "недокапитанка" всегда "с дуринкой" и язвительно интересовался, не было ли у его мамаши примеси дессайнских кровей). Настроение у Лоренса было такое, что даже отцу испортить не удалось - душа пела! Время от времени вампир не удерживался и начинал подпевать ей вслух - а что поделать, оружие-то отец отнял и запер у себя в каюте, чем теперь душеньку порадовать, раз не сыграть еще разок мелодию на доброй стали.
- Я безнадежно влюблен в паруса,
В скрип башмаков и запах дорог,
Вижу чужие во сне небеса,
Но иногда вижу твой порог!
Пел юнец посредственно, на грани с "из рук вон плохо", но зато громко и от души. Мелодия в его голове целиком не помещалась, выскальзывала из памяти, вытесненная роящимися мыслями, а о нотах Лоренс и вовсе знал лишь понаслышке. И хотел бы думать, что поет, как богиня на душу положит, да скажи такое кому - засмеют. Мелькнула и такая мысль в его голове, задержалась, запуталась в смольных кудрях, и тут же на лицо юноши словно бы опустилась туча.
- Доли бродяжьей мне ли не знать -
Горный ручей да краюшка луны...
С громким треском длинная ручка клоца переломилась в руках вампира. Лоренс ругнулся и, отбросив в сторону бесполезную палку, запустил в дуло пушки руку едва ли не по самое плечо, чтобы выудить второй обломок. Песня продолжала в нем звенеть, но вот желание воспроизводить ее вслух на время отпало. Достав проклятую щетку и измазавшись наконец до полного сходства с нечистью, юнец с трудом развернул пушку обратно дулом к порту и с наслаждением выпрямился в полный рост. Потянулся так, что кости захрустели, и вдруг, неожиданно даже для самого себя, выдал, наполнив всю оружейную палубу звуком:
- Я целовал паруса кораблей, - и замер, сам вслушиваясь в словно чужой голос - так вдруг вышло ладно и складно, да и мелодия неожиданно вспомнилась такой, какой и должна она была быть. Странно стало - и как мог забыть? Как? Ведь простая совсем песня, фу, постыдился бы.
Лоренс самодовольно ухмыльнулся и попытался продолжить:
- Полкоролевства отдал за коня.
И я был бы верен любимой своей,
Если б она не забыла меня.
Но память, как истинная вампирья женщина, не смогла сохранить ему верность, и песня вновь зазвучала вкривь и вкось, так что раздосадованный Лоренс прибавил еще несколько слов от себя - не в рифму и не на мотив, но тоже от души. Помянув пятерых почивших пиратских капитанов, скверную стряпню и традиционную чью-то там матерь, он в сердцах пнул злосчастную пушку и наклонился, чтобы собрать инструменты, - впереди была чистка еще как минимум десятка орудий, когда вдруг со стороны люка, ведущего в трюм, ему почудилось движение. Дернувшись, вампир обернулся и тут же заалел как маков цвет - из люка действительно выбрался какой-то тощий рыжий парнишка.
Не дай боги слышал! Да и как ему не услышать было? Разорался тут, разлился соловьем... эх, верней сказать - вороном закаркал. Думал, все либо на берег ушли, либо спят как сурки после вчерашней попойки. Ну, на верхней палубе, конечно, был кто-то, но им и так шума, доносившегося из порта, хватало по не балуйся, чтобы они могли еще что-то заметить. Ан нет, выискался вон тот рыжий. Лоренс ненавидел на людях делать что-либо не на высшем уровне, а о пении своем он был весьма скверного мнения. Попробуй что-нибудь на корабле сделать не так - обложат насмешками, век не отмоешься. А с Лоренса спрос был выше, чем с кого бы то ни было, к нему придирались по малейшему поводу - как-никак, капитанский сынок. Рука вампира инстинктивно потянулась к бедру, но не нашла рукоять шпаги. Тогда он всмотрелся в рыжего внимательнее и, к своему удивлению, не узнал того в лицо. Это только со стороны ведь кажется, что на фрегате мореходов - тьма тьмущая. А в плавании, когда день за днем, ночь за ночью все друг у друга на виду, понимаешь, что каждый здесь - на пересчет, что у каждого - свои обязанности, своя история и свои мечты, что ни одной свободной пары рук здесь нет и что узы, связывающее членов команды корабля, порой посильнее кровных.
- Эй, стой-ка! - окликнул рыжего Лоренс. - Ты кто такой? Из новеньких? Тебя отец нанял?
И тут же прикусил язык - ну вот как будто кто-то за него тянул! Хоть минут пять могли бы поговорить нормально, пока рыжий не заметил бы семейного сходства и не понял, с кем столкнулся. Мысль о том, что на корабле мог находиться кто-то чужой или кто-то, кто не знал бы в лицо капитана, всклокоченную голову Лоренса не посещала.

Отредактировано Энаморандо (29-10-2011 05:40:42)