Начало игры

Гийом спал. Конечно, спал он в не совсем предназначенном для этого месте, но тому были веские причины. Но все по порядку.
С декаду назад юный эльф пересек границу Иберии с Эршаном, причем сделал это в совершенно неположенном месте - свернул с тракта в рощицу, чтобы к родным деревьям поближе, потом до ручейка добрался, а потом и вовсе потерял всякое чувство направления, и к тракту выбрался уже куда как дальше приграничного поста. Посему поначалу даже и не разобрался, что уже в другом государстве находится. Это ему уже в придорожном трактире объяснили, когда паренек по недомыслию обратился к стоящему у стойки оборотню как к хозяину заведения. Вампир же, содержащий трактир, усмотрел в этом обращение ущемление его патриотических чувств - мол, оборотням мой трактир, а там и родину отдать хотят. И, недолго думая, взял да и выкинул как незадачливого эльфа, так и попавшего под раздачу оборотня за дверь. Обозленный оборотень надавал Гийому подзатыльников и отправился восвояси, бормоча себе под нос, что все беды от эльфов и он всегда это знал.
Гийом тоже отправился восвояси, только вот в отличие от оборотня, ему идти было куда как дальше и до ближайшей деревни было еще пару дней пешего пути. Нелегко, особенно когда еще и хромаешь. Нога болела, в животе урчало, и до деревни эльф добрался, уже внешне напоминая обитателей того самого кладбища, на котором сейчас и обретался. К счастью, здесь мальчишке повезло. Вампиры, охочие до развлечений, впустили Гийома в харчевню, напоили горячим элем - от которого, к слову, эльфу чуть не поплохело, непривычный он был к таким напиткам - и потребовали песен, благо в харчевне своего менестреля не оказалось. И Гийом пел, куда больше фальшивя, чем обычно, пел до хрипоты. Вампиры, кто просто туговат на ухо, а кто и захмелел достаточно, чтобы не слышать фальши, накидали мальчишке монеток, и добросовестно отправились почивать.
Следующую пару дней Гийом провел, пытаясь убедить хозяина харчевни взять его на место менестреля. Хозяин сомневался, почесывал остренькую бородку, прикидывал возможную прибыль и убыток от лишнего едока, но решения не принимал. А на третий день в деревне оказался настоящий менестрель-лютнист, играющий так, как Гийому и не снилось. И эльф, проникшийся своей полной ничтожностью, побрел из деревни прочь.
Последнее оказалось ошибкой. На следующий же день начался дождь, долгий и непрекращающийся. Летние дожди - не редкость в Эршане, но Гийом, привыкший к лесу и возможности укрыться под любым деревом, к этому оказался совершенно неподготовлен. Тракт развезло, и оставалось только благодарить всех богов за добротность эльфийских сапог и плотность эльфийского плаща. Простуды эльф не боялся - все же настолько даже и его ущербной способности к регенерации хватало - но, согласитесь, мало приятного в том, чтобы шлепать с мокрыми ногами и дрожать от холода под вымокшим насквозь плащом. Нога ныла на дурную погоду, настроение было ниже погреба, и никакой еды или ночлега поблизости не наблюдалось.
Зато наблюдалось кладбище. На котором были склепы. Восхитительные сухие склепы, в которых наверняка куда теплее, чем под дождем на пустой и грязной дороге. Чудесные склепы, в которых можно будет просушить одежду и удостовериться, что дождь не добрался до лютни и флейты. Замечательные склепы, в которых можно будет немного поспать и дать ноге отдохнуть.
Последнее применение склепов Гийома тревожило более всего, ибо эльфом он был неграмотным, разве что бабкиных сказок слушал. А в сказках этих твердо говорилось, что покой мертвых лучше лишний раз не тревожить, а то может прилететь что-нибудь нехорошее и покусать. Что конкретно - Гийом себе представлял слабо, но звучало очень страшно. Впрочем, поразмыслив, он решил, что спать не будет, а просто тихонечко посидит - если страшное и прилетит, так от него завсегда удрать можно будет.
Выбрав себе склеп поприятнее на вид и с не очень страшным гробиком внутри, эльф устроился "просто посидеть", затем "только глаза прикрою, но не сплю", затем "сосну всего полчасика, потом проснусь", а затем и просто заснул.

Тем временем дождь успел кончиться так же внезапно, как и начинался, еще и ночь наступить не успела. Гийом мирно досматривал уже второй или третий по счету сон, в котором удирал со всех ног от какого-то крылатого создания, внешне сильно напоминавшего помесь птеродактиля с верблюдом, и на ходу декламировал Балладу о Сильфе, пытаясь откупиться от нечисти песнями.
Когда что-то ткнулось под ребра, и незнакомый голос задал какой-то вопрос, эльф сперва даже не понял, что случилось. Бормотнул что-то невнятное спросонья, повернулся так, чтоб твердое нечто в ребра не упиралось так настойчиво. И лишь затем открыл глаза.
Перед эльфом стояло чудовище из ночных кошмаров. Синеволосое. Трехцветноглазое. С чем-то оружейным в руке. Бледное. На шее какие-то знаки - не иначе, колдовские. Да еще и в желудке у этого чудовища угрожающе заурчало.
Гийом сморгнул раз, другой, и заорал от ужаса.
Пожалуй, никакая больная нога не могла ему помешать в эту минуту поставить всеэльфийский рекорд вскакивания на ноги и марш-броска к выходу из склепа. Так убегают только от воплотившегося кошмара - говорила ж ему бабушка, не спать возле мертвых...

Нет в жизни справедливости, это Гийом давно понял. Только сейчас на минуточку позабыл - очень уж грустно считать, что справедливости не существует, когда пытаешься удрать от ожившего кошмара. Но Мораале, богине случая, как водится, было глубоко наплевать на то, что считает грустным какой-то там недовыросший эльфенок. Иначе и не объяснишь, что синеволосое чудовище дернуло своей палкой-рубилкой, ноги внезапно потеряли опору, а каменный пол склепа превратился в сплошной кулак, ударивший по челюсти. Гийом дернулся, выругался - а вы попробуйте не выругайтесь, если так грохнетесь - и замер, почувствовав, что палка-рубилка уткнулась ему в спину отнюдь не тупым концом.
"Ну все. Пропал." - пронеслась в голове трагическая мысль. Следом за этой мыслью понеслись и другие. Попытка вспомнить, что там после смерти бывает, и что конкретно делает страшный и ужасный Цегорн, который за это дело отвечает. Нет, вы не подумайте чего, эльф всех богов наперечет знал и баллады учебные все наизусть помнил. Вот только сейчас, на холодном полу, да с острым концом оружия в такой опасной близости, Гийом был способен забыть даже через какое отверстие эльфы воду пьют, а не то что Цегорна. Следом за этой попыткой пришла мысль о том, что в сказаниях, когда герой на волосок от смерти, пишут, что "вся жизнь пронеслась у него перед глазами", а перед глазами Гийома упорно стояли цветные круги и звездочки. Когда же он попытался вспомнить хоть что-нибудь значимое из своей жизни, вспомнилась только непристойно открытая грудь какой-то разносчицы, на которую эльф изо всех сил старался не пялиться.
Вопроса синеволосого Гийом не понял вовсе. Неудивительно - изначального вопроса про отравленность он не запомнил, да и не слышал толком, а теперешнее высказанное вслух мнение о том, что полагалось бы знать Гийому, эльф списал на таинственные правила, по которым и появляется страшное чудовище. Стало быть, когда на кладбище ночуешь, перво-наперво надо громко сказать "Не отравлен я" и во все стороны поклониться, наверное. А может, это и при входе в склеп надо было сказать?
- Я не нарочно. - с трудом выдавил эльф. - Я не знал, что это ваш склеп.
Прозвучало как-то двусмысленно, но времени задумываться не было. Вот убьют - будет полное время и о тонкостях слога подумать, и о грехах неискупленных. А сейчас - отговориться бы, чтобы не убивали. Только вот как? Что может быть нужно синеволосому чудовищу, вознамерившемуся сожрать посягнувшего на его вотчину бедолагу-эльфа? Лютню ему предложить? Только как он на лютне-то бренчать будет, с такими-то глазищами? Да такому менестрелю еще быстрее от ворот поворот дадут, чем Гийому давали. А ведь у эльфа всего-навсего мордашка смазливая. Мысль о том, что лютня может быть нужна не менестрелю, Гийому в голову не приходила.
Нетрудно догадаться, что вопросу про котелок он обрадовался, как родному.
- Есть. - хрипло, но очень радостно подтвердил эльф. - Там еще флейта есть и веревка, и нож, и инструменты - все возьмите, не убивайте только! Хотите, я вам лютню сделаю? Или флейту? Я еще спеть могу, вы не смотрите, что худенький, у меня голос ого-го. Да я вам хоть станцевать, хоть ящера почистить готов, отпустите только... ну я ж не нарочно!
Многострадальную голову посетила мысль о том, что никаких ящеров у умертвий вроде этого трехцветноглазого быть не может, откуда бы? Ящеры с умертвиями не знаются, они ж живые как-никак.
Наверное, синеглазый смилостивился. По крайней мере, лезвие от спины убрал, давая эльфу вздохнуть свободно. Тот осторожно приподнялся, с недоумением глядя на действия умертвия. Круг чертит. Зачем ему круг? Нешто прямо отсюда к Цегорну забрать хочет? Эльф уже приготовился снова заголосить, чтобы его не трогали, но синеглазый задал вопрос и сбил Гийома с толку.
"Хаффа. Это богиня такая. Вроде кругленькой ее рисуют, не то, что эльфийские девушки - женщина в теле. А супруг ее... что, еще и супруг? Хотя да, супруг вроде бы был. Ритоль который. Дорогам и удаче покровительствует. Мда. Удача - это больное место.
- Он меня с детства еще стороной обходит. - озадаченно сообщил эльф. - А круг вам зачем? Вы меня в кругу будете убивать? Не надо, я ж вам все сделаю...

Пожалуй, из всего сказанного больше всего огорчило, что крекер не дадут. Хотя умом-то Гийом даже понимал, что брать еду у синеволосого умертвия как-то небезопасно, но желудок настойчиво напоминал о том, что в последний раз эльф кушал утром, а сейчас, между прочим, уже ночь - и раз поспать не дали, было бы очень неплохо подкрепиться. К сожалению, умертвий тоже явно придерживался мнения, что неплохо бы подкрепиться, но почему-то не желал удовольствоваться своими крекерами, а, кажется, жаждал подкрепиться непосредственно Гийомом. Во всяком случае, улыбка у него была жуткая и до ужаса кровожадная, эльф чуть снова не завопил, чтобы его пощадили.
В общем, на фоне всего этого совершенно не беспокоило, что его дурнем обозвали. Ну обозвали и обозвали - не впервой, чай. За время, которое Гийом прошатался по дорогам славной Иберии, его как только не называли. Да и Эршан, надо признаться, встретил неласково, и чего только тот хозяин трактира не наговорил, уши не завяли разве что потому что длинные. Уже даже и не обидно, привык. Это он поначалу крысился, обижался и из кожи вон лез всем доказывать, что не дурак и вообще - чего только не умеет. А потом попритих, пообвыкся - тем паче, что обзывающие обыкновенно куда эффективнее доказывали самому Гийому, что он воистину дурень и неплохо бы ему подучиться чему полезному. Правда, учить не рвались, так что как эльф неучем был, так неучем и остался.
- Вы к-куда? - изумленно выдавил из себя эльф, когда синеволосый вдруг подскочил и куда-то рванулся. Память услужливо процитировала только что сказанные умертвием слова. Значит, ежели удирать - то чтобы непременно кружок этот его целым оставить. На выходе стоит мертвый лучник - нет, ну точно умертвий ходячий, даже лучника притащил - не иначе, как чтобы в Гийома стрелять, ежели тот сбежать вздумает. Эльф чуть не заскулил от ужаса при мысли о том, что его неминуемо сожрут или иным способом упокоют. Несмотря на ноющую ногу, саднящий синяк, намечающийся на челюсти, и урчащий от голода живот, жить хотелось очень.
Гийом торопливо попытался вспомнить, кто из богов на умертвия повлиять мог бы, вспомнил только бога мертвых, Цегорна, и поспешно вознес ему молитву: боженька-Цегорн, охрани меня от умертвия синеволосого, я тебе на храм пожертвую, ежели живой выберусь. И флейту на алтарь возложу.
Память некстати вмешалась, подсказывая еще одну произнесенную умертвием фразу.
"И птеродактиль"
Гийом сглотнул. Мысль о том, что благородный ящер находится в плену у трехглазого кошмара, была почти столь же невыносимой, сколь и мысль о том, что в этом самом плену находится сам эльф. Он не без труда поднялся на ноги и принялся усиленно думать. Мыслей было много, а вот толковых как-то среди них не попадалось.
Можно было попробовать убить умертвия и освободить ящера. Идея была хорошая, жаль, с умертвием Гийом не справится, даже если умертвий без рук и ног окажется. А уж сейчас, кровожадный, мертвый, да еще и с оружием... а Гийом в руках отродясь ничего острее ножа не держал.
Можно было попытаться просто дать деру. Но птеродактиля жалко. Да и далеко ли убежит эльф со своей ногой? К горлу подступил знакомый комок, руки в кулаки сжались сами - вот за что, а? За что его так боги не любят, кому он нужен - калека, бестолковый и беспомощный, даже переночевать в склепе сам не смог.
"Ну ничего.", - мрачно пообещал сам себе эльф. - "Вот выберусь - разыщу этого синеволосого и освобожу ящера.
Подсознание сделало какой-то неотслеживаемый виток на нити логики, и в голову пришла революционная мысль освободить ящера прямо сейчас. В конце-концов, на нем-то он точно улетит, если что. И умертвий не догонит. И ящер свободен будет - можно его даже у себя оставить, ежели Гийом змею понравится, а в детстве-то он птеродактилям нравился, даже очень.
Немного пугало то, что Гийом давно уже не общался с ящерами. Вдруг забыл что-то важное, или ящеры и вовсе его калекой видеть не захотят? Впрочем, риск казался оправданным.

Эльф осторожно дотянулся до своей сумки - лютню было жаль оставлять, но с ней далеко не убежишь - тяжелая же - и двинулся из нарисованного круга, добросовестно переступив черту, не смазав и не потревожив начертания. Мало ли, какое там заклятье наложено - еще уничтожит эльфа на месте ударом молнии. Что молния в склеп попасть может, разве что согнувшись неудобосказуемой руной, Гийома мало смущало. Умертвий - он, кажется, и не такое устроить может.
Пройти мимо мертвого лучника оказалось неожиданно просто. Труп в прошлом очевидно был драконом, хоть и лучником, и со слухом у него было не очень. Да и со смертью органы чувств не лучшеют. Страшно только очень - труп выглядел не то, чтобы очень аппетитно, и эльфу пришлось пару раз сглотнуть, подавляя рвотный позыв. Да, рано он с умертвием воевать собрался - вид мертвецов беднягу-эльфа не радовал.
Прижаться к стене склепа, затаить дыхание. Дождаться, покуда лучник отвернется в другую сторону, и бесшумно проскользнуть за склеп - чтобы не увидели и не услышали.
И тут эльфу впервые за столько времени повезло. Дважды. Во-первых, эмоций в нем было столько - и злость, и страх, и желание ящера увидеть - что того самого ужаса, который столь отчетливо почувствовал дессайн, Гийом и вовсе за всеми этими эмоциями не заметил. Ему и так страха хватало - по самые длинные уши напуган. Во-вторых, склеп оказался старым, и стена его частично порушилась, оставляя удобные выемки и выступы, чтобы забраться на самую крышу, где виднелся темный силуэт ящера.
Карабкаться наверх с больной ногой непросто. Но эльф не зря провел почти всю свою жизнь в горах, где лазить приходилось постоянно. Тут подтянуться, там вес перенести на другую ногу, здесь уцепиться покрепче за удобный камешек. И долез ведь. Третьей - и не исключено, что последней за эту ночь - удачей стало то, что умертвий к этому времени уже успел с крыши спуститься и эльфа не заметил.
Чудом не задев линию круга, Гийом придвинулся к ящеру поближе. Нет, разговаривать он с животными не умел, а вот ладить - умел превосходно. И сейчас, прежде чем предложить ящеру дать деру от злого синеволосого, он поглаживал зверушку по чешуйкам, что-то говорил ласковое. Управляющего амулета у него не было, но тому, кто воспитывал этих ящеров с детства, амулеты и не нужны. Змей изогнул шею, прислушиваясь к еле ощутимой ласке - через чешую трудно ощутить легкие прикосновения руки.

Гийом бросил случайный взгляд в сторону и снова заорал от уже второго нервного потрясения за ночь. По кладбищу, рыча и скалясь, шли две собаки с горящими глазами, какой-то подозрительной на вид шерстью, и явно не похожие на обычных деревенских псов.
"Ритоль-боженька, за что ты меня и в самом деле так не любишь?!"

"Мама-родная-как-же-страшно-то!"
Других мыслей в голове у юного эльфа уже не осталось. Хорошо было, сидя на деревянном стуле в теплой таверне распевать песни о великих героях, и представлять себе, как был бы на месте этих храбрецов и не допустил вот этой ошибки, этой ошибки, и вот этой тоже. Тогда Гийом казался себе и ростом под три метра, и из ноздрей пламя, и в руках два меча - ни один враг не устоит, все наутек кинутся. А попробуй-ка, побудь героем, когда ты сидишь на крыше склепа, рядом с тобой ящер, почему-то упорно не желающий тебя уносить в безопасное место, внизу - синеволосый умертвий, который то ли тебя защищает, то ли съесть собирается, а к склепу подкрадываются здоровенные псы с явно не мирными намерениями. Больше всего сейчас Гийому хотелось домой и пусть даже матушка матримониальные планы будет воплощать, нешто какая-то там эльфийка окажется страшнее этих двух бестий, собирающихся несчастного эльфа ни много ни мало сожрать.
Орать эльф уже перестал. Толку от его вопля не было никакого - вокруг все равно не было никого, кто бы мог ему хоть как-то помочь. И теперь эльф сидел на крыше - стоять не удавалось, ноги упорно не держали - и с ужасом смотрел, как поднимаются один за другим мертвецы. Гийом успел проститься с жизнью уже несколько раз и еще несколько раз облегченно подумать "Ну, кажись, сегодня не помру". Очевидно, мертвецы отношения к собакам не имели, ибо активно собачек пытались обидеть - стреляли в них, орудовали прочим оружием и всячески пытались не допустить собак... да, куда, к слову, не допустить? Впрочем, этот вопрос как возник, так и исчез обратно, не до этого сейчас было.
Спустя десяток выпущенных стрел - время сейчас измерялось именно так - стрелами, что выпускали мертвые лучники - Гийом осмелел достаточно, чтобы подбирать с крыши отколовшиеся куски камня и швырять в нападающих собак. Пару раз даже успешно попал, отчего собачки, как нетрудно догадаться, в восторг не пришли, только рычать громче стали. Лаять эти собаки почему-то не умели, хотя Гийом нисколько не сомневался в том, что кусаться они умеют превосходно.

Эльф не видел, что такого кидал собакам умертвий. Но собаки хватали, ели и временно не рычали. И уже за одно это можно было от души поблагодарить умертвия. Главное - благодарить на расстоянии, а то ведь и не заметишь, как этот синеволосый в качестве награды ухо отхватит или еще что похуже.
А вот собакам от съеденного стало как-то нехорошо. Вожак, особенно крупный пес, с особенно злющими глазами, уставился внезапно остекленевшим взглядом в стену склепа и оглушительно икнул. Ему досталось больше всего предложенной умертвием отравы. За ним начали икать и прочие псы, находящиеся спереди и поймавшие неведомую пакость. Собаки сзади заволновались и занервничали, временно потеряв всяческий интерес к добыче. Да и как тут не заволнуешься - икота у псов медленно переходила в удушье и резкий кашель, собаки начинали кататься по земле, поскуливать и нервно колотить хвостом по земле. Вожаку стало совсем нехорошо - он задыхался, судорожно дергался и мучился от сдавливающего легкие ощущения - словно крекер костью стал в горле.
Спустя несколько минут все было кончено. Вожак валялся на кладбище мертвым, остальные псы кто убежал, кто уполз, охваченные слепым звериным ужасом. Был бы на кладбище Юнед - похихикал бы за то, как ловко сыночек исполнил желание собачек покушать. Кто ж сказал, что от покушать не поплохеет?
Гийом облегченно вздохнул и мысленно поблагодарил умертвия за то, что тот не дал ему съесть крекер. Если вся еда у синеволосого такое вызывает - лучше у него еду не брать. А затем медленно, вот очень медленно пополз вниз. Ящер, очевидно, в спасении не нуждался.

Ползти вниз было сложно, больно, неудобно и очень страшно. Вообще, кажется, Гийому уже везде было очень страшно - спасало только то, что страх уже перешел некоторую границу, после которой он уже попросту не замечается. Страшно было. Почти что наизнанку выворачивало от ужаса, почти что до нервных подергиваний и поскуливания, не хуже, чем у собачек только что. Но организм уже приспособился ощущать такое состояние как норму. Это потом, когда потрясение пройдет, когда Гийом окажется в теплой сухой постели, в безопасности и сытый - он в полной мере ощутит, как же ему было плохо. Но то - потом, если это "потом" когда-нибудь наступит. А сейчас ужас ощущался только в неконтролируемо дрожащих руках. Цепляться за выступы в склепе было трудно, пальцы срывались, нещадно болели и сбивались в кровь, ударяясь о камни. Нога ныла то ли на предчувствие скверной погоды, то ли на переутомление. Глаза слезились сами по себе, волосы спутались и лезли в рот - а ведь не уберешь, руки-то заняты.
Эльф чуть-чуть не дополз до самого низа - пальцы разжались, и он рухнул мешком прямо на землю. Пожалуй, в одном Ритоль все же был благосклонен - кладбищенской крапивы возле склепа не росло. К сожалению сделать землю хоть капельку помягче бог дорог и удачи не додумался, так что эльф тихо зашипел от новой боли и с мгновение-другое вообще не двигался с места. Возможно, поэтому и пропустил, как синеволосый колечко нашел и прикарманил - все же склеп между Гийомом и трупами собачек, а так же свернувшееся калачиком тело не слишком располагали к наблюдательности.

Лежал Гийом, впрочем, недолго. Чувство опасности - в просторечии паранойя - подсказывало, что в любую минуту могут прийти друзья этих милых собачек и все таки скушать несчастного эльфеныша. Поэтому, несмотря на то, что каждый синяк на теле отчаянно ныл, ногу было больно даже просто волочить по земле, а пальцы дрожали еще больше, эльф сделал над собой усилие и пополз. По-пластунски, поскольку даже на четвереньки подняться было больно. Зубы сжал почти до скрежета - не скулить же, когда умертвий так близко, гордость не позволит. В обход... в обполз склепа, мимо стерегущего склеп мертвеца. Да, пожалуй, это приключение основательно изменило Гийомову психику - никогда раньше он и представить себе не мог, что сумеет обползти мертвого, не заорав от ужаса. А может быть, просто лимит криков на сегодняшнюю ночь уже был исчерпан. Эльфу было плохо, страшно, хотелось есть и до слез хотелось лечь и заснуть. А потом проснуться и чтобы ничего этого не было. Или было, но когда-то давным-давно, семь лет назад.
Как ни странно, мертвец эльфа в склеп пустил. А уж там - рухнул, кажется поперек начертанного круга, закрыл глаза и пообещал сам себе никуда не двигаться. И пусть его этот умертвий кушает, пусть мертвецы ходят, пусть что угодно... только не трогайте!

Эльф заснул как только закрыл глаза. Неудивительно - в конце-концов, изначально-то он и забрался в этот склеп, чтобы выспаться. А его разбудили, напугали, не дали сбежать, и вообще произошедшее меньше всего располагало к здоровому сну. Пожалуй, старик не уснул бы и сейчас, когда псы валялись мертвыми, где-то на кладбище что-то делал умертвий, а все тело распрозверски болело. Но Гийом был молод, и организм, памятуя о том, что сон - лучшее лекарство, недолго думая, вырубил своего хозяина и занялся процессом излечения - не так уж и просто излечить юного эльфа, когда регенерация и так хромает, а новой энергии в виде еды нет и не предвидится.
Одним словом, эльф спал. Спал он крепко, всякий позавидует, и снов - хвала всем богам - не видел. Не услышал он и как в склеп вошел умертвий, и как ругался - хотя в иное время, наверное, с удовольствием бы послушал, какие слова знает умертвий, и подучился бы у него малость. Не почувствовал, как его укутали пледом и даже как рядом улеглись, обнимая. Разве что поворочался во сне и подвинулся еще поближе к теплу - привычка, пока тепло есть - надо к нему поближе.

Так что проснулся поутру эльф, слабо соображая, что это все было. Поначалу даже глаз не открыл, прислушиваясь к творящемуся вокруг и пытаясь понять, где он, собственно, находится. Слышно было чье-то дыхание. Слышно было, как снаружи гулял легкий ветерок. Слышно было, как шуршит при малейшем движении какая-то ткань.
Эльф осторожно приоткрыл один глаз. Разлепить слипшиеся ресницы оказалось куда сложнее, чем Гийом предполагал, но после нескольких героических попыток зрение все же удалось обрести. Лежал Гийом на спине, так что взгляд уперся в каменный условно-ровный потолок склепа. Поверхность не показалась знакомой или хотя бы как-то похожей на потолки постоялых дворов, где обычно ночевал эльф. Не похож был каменный потолок и на открытое небо, под которым тоже не раз приходилось ночевать.
Гийом поразмыслил и не без усилий открыл второй глаз. Тот, что ожидаемо, тоже узрел потолок - в конце-концов, эльф не был хамелеоном, у которого глаза независимо друг от друга могут смотреть в разные стороны.
Пришлось думать. Этот процесс у эльфа всегда происходил немного туговато, а уж поутру память и соображение вовсе отказывались подчиняться. Но что поделаешь - надо.
"Как же ты, лисс Миарн, оказался в каменном помещении? Помнится, был дождь... и хотелось есть. Есть до сих пор хочется - видимо, я тогда так и не поел. Потом было кладбище. На кладбище был склеп - может, это меня в склеп занесло? А зачем я сюда полез? Тут еды нет, и мертвяки - бабуля же еще говаривала - не лезь к мертвым, Ариен, не лезь. А я полез?"
Разве что слышно не было, как мозги скрипят, так усиленно эльф думал.
"Ладно, что я еще помню? Было что-то синее... стоп. Синее? В склепе? Лешаль его об ногу! Умертвий!"
Вспомнилось разом все. Гийом подскочил на месте, сообразив, ЧЬЕ дыхание слышится рядом, и кто так нагло устроил руку поперек живота. Хотелось заорать что-то про извращенцев-умертвиев, но эльф вовремя додумался, что если громко орать - умертвий проснется и может эльфа никуда и не выпустить. Поэтому тихо, но целеустремленно, Гийом принялся выпутываться из пледа, которым его укрыл... гм, да, похоже тоже умертвий. Выпутаться было трудно - плед обернулся тесно вокруг мальчишеского тела, и ладонь умертвия не сильно помогала делу. Однако после нескольких минут сосредоточенного труда и с трудом сдерживаемого пыхтения от натуги, выбраться все же удалось. Эльф дернулся в сторону оставленной им лютни - бегом-бегом, пока умертвий не проснулся.
Рывком через линию круга... и отлететь назад от невидимой преграды.
Упасть прямо на умертвия.
Мы уже упоминали, что Ритоль эльфа сильно недолюбливал?

Пожалуй, впервые за его не слишком-то долгую по меркам эльфов жизнь, Гийому пришла в голову кощунственная мысль, что порой мальчишка не так уж и отличается от девушки. Хрупкое высшее созданиее может обидеть любой, и это повсеместно известно, пусть и непостижимой кажется мысль, что кто-то может покуситься на святое - неслучайно дома одним из страшнейших преступлений считалось насилие. О таком не говорят даже, о таком боятся помыслить - это же кем надо быть, чтобы без разрешения, без спросу, без женского доизволения коснуться тела, будь оно сколь угодно желанно. Но, сколь бы мерзостна не была подобная мысль, она Гийому была знакома - насилие над женщинами случается. А вот чтобы насилие учинили над ним - об этом он никогда в жизни даже и не задумывался. Подобное кощунство было ему непостижимо еще больше - чтобы кто-то добровольно взял на себя роль женщины, осквернил самое святое, что в мире существует... нет, это казалось немыслимым. Однако когда сейчас чужие ладони крепко обхватили эльфа, прошлись по самому сокровенному...
Вчера эльфу казалось, что ожил его ночной кошмар. Сейчас он абсолютно уверился в том, что настал конец света, боги умерли, а мир летит в нескончаемую бездну хаоса. Потому что как, КАК могли небожители наблюдать спокойно, когда синеволосый творит такое тошнотворное непотребство, что волосы дыбом встают, что крик в горле застревает, а в глаза возвращается неизбывный ужас? Почему земля не расступилась и не поглотила осквернителя, почему воздух не стал отравой, разъедающей легкие, уничтожающей дыхание, почему все мертвецы на этом кладбище не поднялись стеной, чтобы уничтожить живущую на земле мерзость?
Все смешалось. Гийом был эльфом, и откровенные прикосновения чужого мужчины рушили все его представления о мире, погружали лютниста-недоучку в глубину хаоса и беспредела, ведь если на свете возможно даже такое - какие еще могут оставаться правила и законы? Гийом недавно лишь достиг совершеннолетия, а в душе был, пожалуй, и моложе своих сверстников - он еще не прошел тот период юношеского максимализма, когда законы и правила, выученные с детства, воспринимаются как незыблемые законы мироздания, а стоит им нарушиться - кажется, нарушен и весь порядок мира, теряется весь смысл жизни, и путь тут для сильных - повзрослеть, а для слабых - утопиться в ближайшем водоеме. И в то же время, тело его достаточно созрело, а гормоны достаточно вырабатывались, чтобы мгновенно представить, что дальше мог бы сотворить синеволосый извращенец.
Пожалуй, трудно предсказать, что мог бы сделать Гийом, какого размера истерика случилась бы с эльфенком, и какого размера укусы и царапины остались бы на теле некроманта, да и остались ли бы целыми важные части тела - Гийом не был силен, не был ловок и не был быстр, но когда его привычная картина мира стремительно погружалась в пучину хаоса, он, как и любое существо, мог сотворить решительно все, что угодно, ибо инстинкт самосохранения отступал на второй план, а на первый выходила истеричная потребность поучаствовать в творящемся хаосе и уничтожить все, до чего можно дотянуться.
Однако ничего сделать эльфенку предусмотрительно не дали. Трехцветные глаза на мгновение, кажется, лишь попали в поле зрения эльфа, встретились с возмущенно-сумасшедшим взглядом, и завращались тремя кругами. Мир сузился до вращающейся радуги, забирающей с собой только что свершившееся кощунство, приоткрывающей завесу в иной мир, мир спокойствия и безмятежности - мир потрясающей надежности. Все хорошо, - шептало что-то внутри. Все в порядке, так и должно быть - взгляни, как здесь хорошо, как тепло. Ты ведь знаешь, что мироздание устойчиво и надежно, ты ведь знаешь, что кощунства не могло произойти - а значит и не произошло его, тебе показалось-приснилось-почудилось. Нет никакого кощунства, и как бы посмел кто-то оскорбить женщину. Вовсе нет - смотри, синеволосый - мужчина, и остается мужчиной, и ты остаешься собой, и нет между вами женского, и нет ничего кощунственного. И не будет его, потому что это невозможно, это уничтожило бы мир, а мир стоит, мир смотрит и боги радуются...
И эльф облегченно позволял себя убедить, спасаясь в безумии дессайновой логики от куда худшего безумия. Наверное, поэтому только дессайнам и была подвластна способность гипнотизировать других, только их сумасшествию были подвластны иные логические пути, находящие ключик к любому разуму. Гийом соглашался - в самом деле, было так просто всему поверить, так просто согласиться, так просто... Он не отличался сильной волей, не отличался силой.
И губы послушно раскрывались навстречу губам синеволосого, и тело перестало вырываться, замерло, расслабилось в медовой сладости безответственности, глаза широко раскрыты - эльф все еще видел перед собой волшебную радугу. И пока радуга вращалась, пока цвета сменяли цвета, и перед глазами проносились восхитительные картины несбыточных мечтаний - сердце стучало ровно, а ладонь некроманта на груди казалась почти что родной, ведь как иначе - все правильно, так и должно быть.
Он даже не заметил, как синеволосый вышел из склепа. Он не замечал ничего. А когда радуга начала меркнуть, и эльф вновь обрел способность соображать, что происходит - хотя бы в той же мере, что мог соображать до гипноза - синеволосый уже не лежал рядом. И слишком легко было решить, что все это ему приснилось - и прикосновения, и кощунства, и цветные вращающиеся глаза. Вот только голова раскалывалась от внезапной боли - организм Гийома в очередной раз подвел своего хозяина, не справившись с тем, чтобы вернуть сознание на место без эксцессов.
Впрочем, возможно, оно было и к лучшему. Кому ведомо, какой скандал бы устроил эльф, если бы голова не болела. В конце-концов, в Алларию он лететь и вовсе не собирался, да и где она - представлял себе весьма смутно. Но сейчас он был готов на что угодно, лишь бы его не дергали и голова болеть перестала.
Как во сне, Гийом ухватил свою сумку с вещами, прихватил лютню, чуть пошатываясь, вышел из склепа и забрался позади синеволосого на ящера - автоматически, не обращая внимания на ноющую ногу и на то, что он впервые за столько лет оказался верхом на ящере. Только обхватил некроманта за талию крепко, чтобы не свалиться, и попытался поймать вертящуюся в голове мысль за хвост.
Мысль поддалась не сразу, но эльф был упрям.
"Аллария. Там живут дессайны. Так это не умертвий - это дессайн. Ритоль... ну ладно, Ритоль, но остальные-то боги меня за что не любят?!"

Аллария - Деревушки

Отредактировано Гийом (23-11-2011 18:34:12)